На мгновение ее лицо озарилось так хорошо знакомым ему предвкушением. Она восторженно улыбнулась без видимой причины и, похоже, сама не понимала, почему улыбается.

— Да, — продолжила она, — я хорошо ее помню. В некотором царстве, в некотором государстве, затерянном в лесной чаще, родилась девочка. Все люди в этой стране были слепы. Солнце там сияло так ярко, что никто из них не мог видеть. Поэтому маленькая девочка тоже держала глаза закрытыми и даже не догадывалась, что существует такая вещь, как зрение. Однажды, идя одна по лесу, она услышала рядом голос. «Кто ты?» — спросила она. Голос ответил: «Твой хранитель». Маленькая девочка произнесла: «Мне не нужен хранитель. Я очень хорошо знаю эти леса, я тут родилась». Голос сказал: «Да, ты родилась тут, но родом ты не отсюда, дитя. Ты не слепа, как остальные». Маленькая девочка воскликнула: «Слепа?! Что это значит?» — «Пока я не могу объяснить тебе все, — ответил голос, — но знай: ты — королевская дочь, родившаяся среди этих простых детей, как иногда случается с нашими королевскими детьми. Мой долг — приглядывать за тобой и помочь тебе открыть глаза, когда придет время. Но пока оно не пришло. Ты слишком мала… солнце ослепило бы тебя. Однако настанет день, когда ты откроешь глаза и сможешь видеть».

Кларисса смолкла. Лессинг нетерпеливо спросил:

— Ну и?..

Кларисса вздохнула:

— Тетя никогда не заканчивала эту сказку. Может, поэтому она мне и запомнилась.

— Не думаю… — начал было Лессинг, но что-то в лице Клариссы остановило его. Она выглядела восторженной, околдованной, рождественский утренний вид никогда еще не был настолько законченным. Будто ребенок проснулся и вспомнил, какое чудо ожидает его внизу — украшенное свечками, усыпанное серебряными блестками. Кларисса сказала тихо, но отчетливо:

— Это правда. Конечно, это правда! Все, что ты сказал, и волшебная сказка тоже. О да, я королевская дочь. Конечно, это так!

Внезапно она приложила обе ладони к глазам, как-то совершенно по-детски, словно ожидала, что слепота из аллегории станет реальностью.

— Кларисса! — воскликнул Лессинг.

Она смотрела на него широко распахнутыми, ослепительно сиявшими глазами и, казалось, почти не узнавала его. Странное, непрошеное воспоминание зашевелилось в сознании Лессинга, и его охватил ужас. Алиса идет с Ланью по заколдованному лесу, где нет никаких имен и названий, идет, дружески обнимая Лань за шею. И слова Лани, когда они вышли к краю леса и к обоим вернулась память. Как она отпрянула от Алисы, стряхнула с себя ее руку, а в глаза, до этого так же безмятежно глядевшие на Алису, как Кларисса — на него, вернулась тревога. «Я — Лань! — закричала она изумленно. — А ты — человечий детеныш!»

Разные виды.

— Странно, почему я совсем не удивлена? — пробормотала Кларисса. — Наверно, на самом деле я поняла все давным-давно. А интересно, что будет дальше?

Лессинг испуганно смотрел на нее. Сейчас она была совсем как ребенок, полная восторга от открывавшейся перспективы… чего?… и не думала о возможных последствиях. Это пугало — наблюдать за ее уверенностью в том, что величие придет и принесет с собой только хорошее. Ему претила мысль о том, чтобы стереть выражение восторженного предвкушения с ее лица, но… он должен был сделать это. Он хотел от нее помощи в сражении с тем, что надвигалось, и никак не ожидал с ее стороны ни мгновенного принятия, ни такого яркого восторга. Она должна противиться этой идее…

— Кларисса, — сказал он, — подумай! Если это правда… хотя, может, мы ошибаемся… разве ты не понимаешь, что это значит? Он… они… не позволят нам быть вместе, Кларисса. Мы не сможем пожениться.

Она устремила на него радостный взгляд сияющих глаз:

— Конечно, мы поженимся, дорогой. Они лишь приглядывают за мной, понимаешь? Уверена, они никогда не причинят мне вреда. Кроме того, дорогой, по всему, что нам известно, ты можешь оказаться одним из нас. Хотела бы я знать, так ли это. Вполне может быть, тебе не кажется? Иначе зачем они позволили нам влюбиться друг в друга? Ох, дорогой…

Внезапно он почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит. Кто-то… на миг мелькнула мысль: не сам ли ревнивый бог сошел на землю, чтобы предъявить права на Клариссу? Лессинг не осмеливался повернуть голову. Но когда сияющий взгляд Клариссы без всякого удивления скользнул ему за спину, Лессинг почувствовал себя немного увереннее.

Он замер. Он знал, что не сможет повернуться, если захочет. Он мог видеть лишь Клариссу, и, хотя не было произнесено ни слова, выражение ее лица изменилось. Восторженная радость медленно уходила. Она покачала головой, недавний экстаз сменился замешательством и недоверием.

— Нет? — спросила она, обращаясь к кому-то позади него. — Но я думала… Ох, нет, ты не смеешь! Ты не сделаешь этого! Это нечестно! — Хлынули слезы, отчего ослепительно-темные глаза засияли еще ярче. — Ты не можешь, не можешь!

Кларисса зарыдала, метнулась к Лессингу, обняла за шею и забормотала что-то бессвязно-протестующе, прижимаясь к его плечу.

Машинально обняв ее, он пытался справиться с разбродом в мыслях. Что происходит? Кто…

Кто-то прошмыгнул мимо него. Тетя. Он понял это, но без чувства облегчения, несмотря даже на то, что ожидал увидеть — с некоторым страхом — Того, о чьем существовании лишь догадывался.

Тетя склонилась над ними и мягко потянула Клариссу за подрагивающее плечо. Спустя мгновение руки, обхватившие Лессинга за шею, расслабились, и она послушно села прямо, хотя все еще судорожно всхлипывала, разрывая ему сердце. Он отчаянно хотел сказать или сделать что-нибудь, способное успокоить ее, но и разум, и тело объяла странная вялость, будто в комнате действовала сила, недоступная его пониманию. Будто он двигался вразрез с поющими механизмами, присутствие которых ощущал — или воображал, что ощущает, — так часто. Вразрез — а две женщины возле него без всяких усилий двигались заодно с ними.

Кларисса дала оттащить себя, напоминая теперь безвольного ребенка, и полностью погрузилась в свою печаль, безразличная ко всему остальному. Слезы струились по ее щекам, во всем облике ощущалась безнадежность. Она до последнего не отпускала рук Лессинга. Наконец ее пальцы выскользнули, и эта потеря контакта, как ни странно, дала ему понять определеннее чего бы то ни было, что больше они не увидятся. Они стояли на ковре в нескольких футах друг от друга, а казалось, что между ними неумолимо пролегли мили. Мили, которых становилось все больше с каждым мигом. Кларисса смотрела на него сквозь слезы, ее глаза непереносимо сияли, губы подрагивали, руки все еще были протянуты к нему и слегка согнуты, точно она продолжала обнимать его.

«Это